В хорошей постели надо спать голым.
Итак, госы сданы и я, счастливая, свинтила домой, отключив телефон, чтобы меня, наконец, перестали доставать одногруппники, старостой которым я более не являюсь, так как доплату за старосту сняли с марта.
Мы болтали с мамой, играли в шахматы с Мишкой, который не может спокойно жить. И если я не желаю «принимать упор лежа», так хотя бы за шахматы меня посадить – все же спорт. На самом деле, я очень хочу научиться играть, но когда тебя раз за разом выносят вперед ногами с шахматной доски, это как-то грустно и совсем не поучительно. Именно поэтому плохо иметь старшего брата КМС по шахматам. Зато я им горжусь на всех городских и областных соревнованиях.
Мама уезжает на месяц в командировку, мы ее проводили, и до моей электрички еще оставалось два с половиной часа. Мишка лег на кровать, типа устал.
- Садись, - приглашает он.
Я послушно сажусь в компьютерное кресло.
- Не туда, - хлопает он ладонью возле своего бока.
Я перемещаюсь, а потом и прикладываюсь рядом, уткнувшись подбородком ему в плечо. И в этот момент, когда маму уносит поезд все дальше, мы самые одинокие на целом свете и самые дружные и любимые друг другом. Я засыпаю от его тепла и расслабленности, поэтому меня по-быстрому раскручивают на массаж. Он расслабляет бицепсы и предлагает мне «помесить пирожковое тесто», я жулькаю его руки, плечи, поясницу, икры. Но под коленками ему очень щекотно и он жутко дергается, так и норовя заехать мне пяткой в живот.
- А теперь снова за шахматы! – командует он.
И я послушно учусь ставить мат одной ладьей и королем. Мы ужинаем и меня провожают на вокзал, сажают на электричку. Удивительно заботливо.
- Счастливо, - тепло говорит мой суровый старший брат. – Как приедешь, сразу позвони мне!
А еще мне внезапно звонит Дима и ругается. Потому что я пообещала ему, что сообщу как узнаю результаты экзамена, и не сообщила, не позвонила. Мне становится ужасно неудобно и стыдно, я заливаюсь краской, радуясь, что он не может видеть мои порозовевшие уши и шею, но в то же время и очень приятно, что за меня кто-то так переживает.
Замечаю, что навоображала себе уже всякого и скучаю теперь как последний дурак. Ну смешно же. Потому и не люблю подпускать к себе людей, что стоит ему только посмотреть в мою сторону, как я уже придумываю, как мы назовем нашего первенца… Я утрирую, конечно, но все же.
Мы болтали с мамой, играли в шахматы с Мишкой, который не может спокойно жить. И если я не желаю «принимать упор лежа», так хотя бы за шахматы меня посадить – все же спорт. На самом деле, я очень хочу научиться играть, но когда тебя раз за разом выносят вперед ногами с шахматной доски, это как-то грустно и совсем не поучительно. Именно поэтому плохо иметь старшего брата КМС по шахматам. Зато я им горжусь на всех городских и областных соревнованиях.
Мама уезжает на месяц в командировку, мы ее проводили, и до моей электрички еще оставалось два с половиной часа. Мишка лег на кровать, типа устал.
- Садись, - приглашает он.
Я послушно сажусь в компьютерное кресло.
- Не туда, - хлопает он ладонью возле своего бока.
Я перемещаюсь, а потом и прикладываюсь рядом, уткнувшись подбородком ему в плечо. И в этот момент, когда маму уносит поезд все дальше, мы самые одинокие на целом свете и самые дружные и любимые друг другом. Я засыпаю от его тепла и расслабленности, поэтому меня по-быстрому раскручивают на массаж. Он расслабляет бицепсы и предлагает мне «помесить пирожковое тесто», я жулькаю его руки, плечи, поясницу, икры. Но под коленками ему очень щекотно и он жутко дергается, так и норовя заехать мне пяткой в живот.
- А теперь снова за шахматы! – командует он.
И я послушно учусь ставить мат одной ладьей и королем. Мы ужинаем и меня провожают на вокзал, сажают на электричку. Удивительно заботливо.
- Счастливо, - тепло говорит мой суровый старший брат. – Как приедешь, сразу позвони мне!
А еще мне внезапно звонит Дима и ругается. Потому что я пообещала ему, что сообщу как узнаю результаты экзамена, и не сообщила, не позвонила. Мне становится ужасно неудобно и стыдно, я заливаюсь краской, радуясь, что он не может видеть мои порозовевшие уши и шею, но в то же время и очень приятно, что за меня кто-то так переживает.
Замечаю, что навоображала себе уже всякого и скучаю теперь как последний дурак. Ну смешно же. Потому и не люблю подпускать к себе людей, что стоит ему только посмотреть в мою сторону, как я уже придумываю, как мы назовем нашего первенца… Я утрирую, конечно, но все же.