В хорошей постели надо спать голым.
Потягиваю эрл грей из черной чашечки и жую финики за книгой – последние дни каникул, растягиваю удовольствие.
Мишка уже который день не появляется дома. А это значит, что все это время он не спит, не ест и не пьет. Он работает. Мама изводится: «Как там мой ребенок?», а он ограничивается короткими отписками: «Ночевать не приду, я поел». Его можно сказать повысили, он теперь у меня инженер по бракам. Браков на железной дороге хватает, поэтому он и сидит в своем тех. отделе днями напролет – оформление, бумажная волокита…
Я скучаю по нему, он – по мне. Я хочу на каток.
И учиться.
А потом он завалился домой. Злой, голодный и страшно усталый. С кучей бумажных работ подмышкой и получасом времени на обед.
Пока он ел, я села за Excell, править его акты и приказы. Работа монотонная и требующая внимания. Он подошел, проинструктировал и лег на кровать за моей спиной, иногда комментируя мои действия.
- Будет что-то непонятно, спрашивай меня, - бормочет.
Я угукаю и через минуту заканчиваю, сообщая об этом громким «Все!». Никакой реакции. Уже отрубился. Такой родной и домашний.
Мишка уже который день не появляется дома. А это значит, что все это время он не спит, не ест и не пьет. Он работает. Мама изводится: «Как там мой ребенок?», а он ограничивается короткими отписками: «Ночевать не приду, я поел». Его можно сказать повысили, он теперь у меня инженер по бракам. Браков на железной дороге хватает, поэтому он и сидит в своем тех. отделе днями напролет – оформление, бумажная волокита…
Я скучаю по нему, он – по мне. Я хочу на каток.
И учиться.
А потом он завалился домой. Злой, голодный и страшно усталый. С кучей бумажных работ подмышкой и получасом времени на обед.
Пока он ел, я села за Excell, править его акты и приказы. Работа монотонная и требующая внимания. Он подошел, проинструктировал и лег на кровать за моей спиной, иногда комментируя мои действия.
- Будет что-то непонятно, спрашивай меня, - бормочет.
Я угукаю и через минуту заканчиваю, сообщая об этом громким «Все!». Никакой реакции. Уже отрубился. Такой родной и домашний.