Нет ни печали, ни тоски.
Только взмах твоей руки.
Только свет твоей звезды.


Полдня я проторчала в архиве по просьбе того самого нашего обожаемого начальника службы безопасности. Он меня потом так благодарил, и самое главное – запомнил, как меня зовут и прочая-прочая. В общем, по этому поводу я счастливая-я…
Было несколько висяков по заявкам, которые я разгребала весь оставшийся день. Был Женя. Он славный, рассказывал о том, почему уходит. Просто больше не хочет у нас работать. И дело не в нас, не в нашем банке, не в людях, а в том, что это не его путь, да, так он и сказал. А мне было бы очень жаль уходить не столько из-за потери должности, сколько из-за возможности расстаться с прекрасными коллегами, которые меня окружают. И я уверена, что ему тоже тяжело, хоть он и молчит. Он привязался ко мне. Я привязалась к нему. И мы уже заранее скучаем друг по другу.
Задачи мне нарезали практически невыполнимые, я носилась как подорванная и когда поняла, что помочь мне никто не сможет, набрала андеррайтеров, проверяющих нашу работу. Когда я волнуюсь, я всегда очень быстро и непонятно тараторю, и этот раз ничем не отличался от других. Трубку поднял молодой человек с приятным тихим голосом. Я молотила языком, он слушал, не перебивая, а потом сказал всего пару слов, разрешивших все мои недопонимания. И такой он был далекий и уставший, что как-то сразу захотелось тепла. Захотелось побиться головой об стенку и перестать носиться, работать нормально, спокойно и достойно. Не знаю, телефонные звонки далеким молодым людям на меня всегда так действуют. Мне они всегда представляются очень красивыми и печальными. И пусть в реальности все не так, но мне-то это нисколько не мешает представлять их именно такими. Они вежливые и терпеливые, хотя я и знаю, что они думают про таких, как я, на самом деле. Ляо тоже работает в службе поддержки, и да, он красивый, правда, не очень печальный. Он ругается матом на тупых людишек, которые ему вечно звонят. Я этого не понимаю. То есть, понимаю, конечно, но расстраиваюсь за них. Я сама из тех людей, которые будут звонить, если им что-то непонятно. Непонятно мне часто и время от времени я звоню в подобные службы. И я очень не хочу, чтобы мне желали, чтобы я сдохла, стоит мне положить трубку.
Призналась Жене, что влюблена в Кристину (она мой любимый DSA – человек, подписывающий документы непосредственно с клиентами и несущий их мне на заведение), он только хмыкнул, что мне придется иметь дело с ее мужем.
- Причем здесь муж? Ну, скажи мне? Я разве что-то требую от нее? Неужели вы так никогда и не поймете, что мне достаточно просто любить вас, а вам необязательно что-то делать? – ворчу я.
Иногда мне кажется, что я скоро разорвусь на кучу мелких Анит, потому что не могу любить столько людей одновременно, но люблю. Меня тянет в разные стороны, но я старательно держу лицо. Главное, чтобы об этом знало поменьше людей.

А еще у нас с Женей есть такая традиция – кормить наше домашнее животное. У нас, как и в других банках, наверное, стоит шредер, уничтожающий бумаги. Я представляю наш банк как большую дружную семью, офис – наш дом, а шредер – милый домашний зверек, которого кто-нибудь время от времени кормит, в зависимости от того, у кого образовалась ненужная макулатура.
Я одеваюсь, уже вечер, Женя провожает клиента, моя помощница, которая на самом деле больше мешала, уничтожает бумаги. Женя возвращается в офис, подходит ко мне близко-близко, я с трудом удерживаюсь от того, чтобы отпрянуть.
- У твоей помощницы новые обязанности? – шепчет он.
Я не очень понимаю, да, ее отстранили от помощи мне, и теперь она занимается работой с предприятиями… Женя улыбается и продолжает:
- Она теперь кормит нашего любимца?
Я громко хохочу и выхожу в снег.